Всё начнётся потом,
когда кончится это
бесконечное душное, жаркое лето.

Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
чтоб скорее пришло
то, что будет потом.

Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве...
ну в юности... самую малость...

Может, были минуты... часы... ну, недели...
Настоящее будет потом!
А на деле

На сегодня, назавтра и на год вперёд
столько необходимо-ненужных забот,
столько мелкой работы, которая тоже
никому не нужна.
Нам она не дороже,

чем сиденье за чуждым и скучным столом,
чем свеченье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
самолёт нас уносит в чужие края.

А когда мы вернёмся домой, неужели
не заметим, что близкие все почужели?
Я и сам почужел.
Мне ведь даже неважно,
что шагаю в костюме неважно отглаженном,
что ботинки не чищены, смято лицо,
и все встречные будто покрыты пыльцой.
Это не земляки, а прохожие люди,
это всё к настоящему только прелюдия.

Настоящее будет потом. Вот пройдёт
этот суетный мелочный маятный год,
и мы выйдем на волю из мучившей клети.
Вот окончится только тысячелетье...

Ну, потерпим, потрудимся,
близко уже...
В нашей несуществующей сонной душе
всё застывшее всхлипнет и с криком проснётся.
Вот окончится жизнь... и тогда уж начнётся.

Сергей Юрский

Если на вопрос «Как дела?», человек отвечает «Нормально»,
значит вы не входите в сферу его доверия.

Макс Фрай

Александр Ланин - Гоголь

Жизнь писателя на Руси – надраться или 
     подраться. 
Дьявол пишет трагедию, бог по ней 
     снимает ситком. 
  
Гоголь живёт на Малой Морской в доме 
     номер семнадцать, 
Аккурат между стоматологией и крафтовым 
     пивняком. 
Гоголь почти не пьёт (в больничке лежал 
     два раза). 
Гоголь не бедствует – у него приличные 
     тиражи, 
А если что, выручает цикл про братка 
     Тараса 
И постельный режим. 
  
Править роман, как приносить хозяину 
     палку – 
В зубах вместо сочной жертвы высохшие 
     слова. 
  
Гоголь открывает макбук и удаляет папку 
«Мёртвые души – два». 
– Терзайтесь, потомки, ловите, критики, 
     жрите, олухи! – 
Средний палец, как в небо задранное 
     тире. 
  
Гоголь забыл, что в наше время всё 
     остаётся в облаке, 
Можно спрятать – нельзя стереть. 
  
Строки раскатываются по сети, словно 
     шарики ртути. 
Вылечить отравление стоит дороже, чем 
     новый комп. 
Профессора готовятся толкать курсы в 
     литинституте, 
Изучая кэш его браузера вместо 
     черновиков. 
Известный хакер выставляет ссылку в 
     контакте и на фейсбуке, 
Известный репер берёт для панчлайна 
     гоголевскую строку. 
  
Через неделю реперу хулиганы ломают 
     руки, 
Хакера находят с пером в боку. 
  
Страшней измены, страшней ухода детей 
     из дома – 
Когда бог нашёптывает: «жги», дьявол 
     кричит: «туши». 
Обнажённая душа Гоголя лишилась второго 
     тома, 
И теперь у Гоголя нет души. 
  
Админы передают привет небесному 
     модератору. 
Ужас крадётся по Петербургу, пиши – не 
     пиши в абьюз. 
Гоголь рвёт глотки за священное право 
     каждого литератора 
На «я тебя породил, я тебя и убью». 
  
Актёрам и сумасшедшим нельзя выходить 
     из образа. 
Писатель и текст – как лицо и маска. Не 
     пробуй их разделить! 
Улик не находят и после второго обыска 
     – 
Теперь-то Гоголь знает: огонь надёжнее, 
     чем «Delete». 
  
Дьявол прописывает флешбек и вручает 
     сценарий богу. 
Тот делает вид, что сейчас порвёт, 
     потом говорит: «шучу». 
  
Москва. Пятьдесят второй. Непонятным 
     сном напуганный Гоголь 
Судорожно хватается за свечу.

Александр Ланин